При любом использовании данного материала ссылка на первоисточник обязательна!

ЗВЕЗДЫ ГОРНОЛЫЖНОГО СПОРТА

«БРОНЗА» ДАЛЕКАЯ И БЛИЗКАЯ

В спортивной летописи есть такие события, которые, не стираясь из нашей памяти, требуют неустанного осмысления новыми поколениями. В отечественном горнолыжном спорте подобного внимания заслуживает конечно же завоевание москвичкой Евгенией Сидоровой бронзовой медали на VII зимних Олимпийских играх в Кортина д'Ампеццо в 1956 г. Весомость ее достижения не тускнеет, потому что никто из советских горнолыжников за истекшие десятилетия не повторил достижения прославленной слаломистки.

Попробуем восстановить подробности восхождения Сидоровой на вершину, разобраться в его истоках. А помогать нам будет сама Евгения Николаевна Сидорова, заслуженный мастер спорта.

— Вольдемар Эргардович Нагорный по праву считается человеком, поставившим горнолыжный спорт в стране на фундаментальную основу. На основе богатейшего тренерского опыта он первым защитил кандидатскую диссертацию в этом виде спорта. А вообще, тренировал он помимо нас еще и прыгунов с трамплина, и двоеборцев. Чемпионов воспитал великое множество. Его динамовскую команду не могла превзойти даже сборная команда профсоюзных спортивных обществ. Но однажды он сообщил, что расстается с нами, переходит на научную работу в МГУ. Подошел ко мне: «Женя, больше я тебе дать ничего не могу — ни в технике, ни в тактике. Будешь теперь работать самостоятельно. Я верю в тебя».

Трудно пришлось мне без Вольдемара Эргардовича. Привыкла к нему за десять лет совместных занятий, верила ему полностью, была готова выполнить любое его задание. Нагорный и не скрывал, что не представляет других взаимоотношений между учителем и учеником: «Если мне доверяют на сто процентов, я могу трудиться с полной отдачей. Если есть хоть один процент недоверия — меня это не устраивает».

Потом менялись тренеры, под началом которых довелось тренироваться и выступать. Повезло, конечно, что в женской сборной работал тогда Владимир Сергеевич Преображенский, вдумчивый,

деликатный человек, прекрасно совмещавший обязанности тренера и врача. Главное — Преображенский всегда прислушивался к мнениям спортсменов, без чего в большом спорте нельзя обойтись.

Две зимы мы «обстреливались» в международных соревнованиях. Это очень помогло. Познакомились с трассами, увидели мировых звезд, о которых знали только по газетам да журналам. Не скрою, поначалу они произвели сильное впечатление, а вот ледяные трассы, каких было большинство в Альпах, не вызвали растерянности: на склонах родной «воробьевки» всегда катались по жесткому насту. Своим появлением горнолыжники из России вызвали переполох. Мы же не затерялись, а почти сразу стали бороться за высокие места. На Холменколленских играх я финишировала первой в гигантском слаломе и второй — в слаломе и скоростном спуске (с падениями). На крупных состязаниях в Чехословакии выиграла все три вида. Уже было известно, что есть такая Сидорова, которая обгоняет самых именитых конкуренток. В их числе оказалась и австрийка Бьюрнбаккен, спустя три года ставшая чемпионкой мира в слаломе.

Непосредственная подготовка к Олимпиаде началась для меня весьма плачевно. Накануне отъезда в Алма-Ату меня свалила болезнь. Едва поправившись, поехала на Чимбулак. Там пи одной продуктивной тренировки я провести не сумела: самочувствие оставляло желать много лучшего, к тому же и плохо акклиматизировалась в высокогорье. На тренерском совете встал вопрос о моем участии в Играх. Все-таки решили включить меня в состав команды: Преображенский, отстаивавший мою кандидатуру, знал, что я могу выступить неплохо, имея такой богатый опыт международных стартов.

Сборная отправилась в Швецию на соревнования «ФИС»а. Состав участников — сильнейшие горнолыжницы мира. И тут я заметила, как они волнуются на тренировках и перед выступлениями. Это благотворно повлияло на меня. Подумала: «Все одинаковы, вот и знамени гости нервничают!» А сама успокоилась, собралась, как обычно, перед стартом.

И выиграла первую попытку. Выиграла с отрывом более чем в секунду! Это, разумеется, много. Чемпионки мира и олимпийские призеры сразу направились ко мне знакомиться. Потом говорили, что, дескать, от такого успеха у меня закружилась голова, а на самом деле просто чуть не рассчитала прохождение на второй трассе: на спаде, отделявшем пологий участок от крутого, стояла сложная фигура «фонарик» (двое вертикальных ворот и одни горизонтальные, как бы усложненная «шпилька», — сейчас таких фигур не ставят), мимо которой я промахнулась, и пришлось возвращаться метров десять вверх. В итоге — десятый результат. Но своей первой попыткой я будущих соперниц на Олимпийских играх напугала, заодно убедившись, что готова спорить с ними на равных.

Последние соревнования перед Играми подтвердили оптимистичный настрой: в Кицбюэле финишировала второй в слаломе, восьмой в спуске и стала третьей в комбинации. В зарубежной прессе моя фамилия упоминалась среди претенденток на олимпийские медали. В Кортина д'Ампеццо мы приехали загодя. Привыкали к обстановке в Олимпийской деревне, изучали местные склоны, трассы, снег. Каждой команде выделили определенное время для тренировок. По трассе скоростного спуска Стратофана мы успели за день проехать три раза. А вот на слаломную гору вообще не пустили: тонка была .снежная «циновка», и солдаты на специальных жестяных желобах доставляли привезенный из других мест снег, бережно раскладывали его по склону, вставали на лыжи и шли вверх-вниз «лесенкой», трамбуя наст.

Потом залили склон водой.

Настроение было у меня самое что ни на есть боевое.

И вот выполняю очередной скоростной спуск на тренировке. Трасса пролегала большей частью по лесу, была сложной и быстрой. При выходе из чащобы попадаю на крутой участок. Скорость высокая, километров за семьдесят. Вдруг вижу: полотно трассы пересекает турист. Как машина останавливается на всех тормозах, так и я разворачиваю лыжи влево поперек склона, раздается скрежет кантов. Я падаю вниз по склону на правую руку.

Диагноз был столь же ясен, сколь и неутешителен: тяжелый ушиб правого плеча с воспалением нервного сплетения. Пять суток, пять дней и ночей, я не могла ни одеваться, ни причесываться, ни есть. Меня одевали, причесывали и кормили. Приглашали наших врачей, рабо-

тавших и с лыжниками, и с конькобежцами, и с хоккеистами, но боль не стихала. Она не давала и минутной передышки, обостряясь при движении. И ночь не приносила покоя. Я не могла лежать, сидеть в кровати надоедало — начинала ходить по комнате из угла в угол...

О тренировках речь и не шла. С каждым днем мое участие в состязаниях становилось все менее реальным. Председатель Всесоюзного спорткомитета Николай Николаевич Романов запретил мне выступление.

Состязания начинались со скоростного спуска. Это было, конечно, опрометчиво с моей стороны, однако я уговорила сделать мне новокаиновую блокаду и собралась стартовать. А рука еще больше разболелась, состояние ухудшилось. Немудрено, что выступила я неудачно.

Боль не отступала, но я рада была и тому, что она не усиливалась. Настал черед специального слалома, с которым я связывала особые надежды. Явилась к нашему тренеру-врачу Преображенскому и сказала: «Не надо мне никаких блокад, лекарств. Я буду стартовать. Только разрешите мне». Владимир Сергеевич промолчал, но по его добрым глазам поняла, что постарается помочь.

Накануне участницам разрешили прийти на гору без лыж и посмотреть рельеф. А он был сложный — крутой, ледяной и как будто состоящий из ступеней: подъезжаешь к краю такой ступени и видишь только макушки деревьев, словно и нет трассы, а дальше следует резкий спад. Но ведь такие в миниатюре и родные Воробьевы горы, что обрываются у Москвы-реки. И я не теряла надежды.

Утром склон уже был усеян частоколом флажков. На меня трасса произвела неприятное впечатление, я любила ритмичные и быстрые трассы, а эта была несколько разбросанной; мне легче давались быстрые частые повороты, значительно хуже я выполняла длинные пологие виражи. Дольше всего мы простояли у «шпильки», которую поставили под уклон. Именно с правой стороны я должна была делать два захода в эту фигуру, чтобы правильно выйти из нее и сохранить стратегическую высоту. Советовалась с тренерами Владимиром Сергеевичем и Юрием Сергеевичем Преображенскими.

«Мне будет трудно здесь», — сказала я.

«Давай, Женечка, сделаем лишний поворот, чтобы не перегружать больную

руку», — предложил Владимир Сергеевич.

«Время потеряю на этом», — возразила я, хотя понимала, что это для меня оптимальный вариант.

«Оставляем тот вариант, который надежней».

В одиннадцать ноль-ноль начинались состязания. Лыжи мне принесли к месту старта, смазали их и наточили канты. Обычно я все это делала сама. Палку к правой руке накрепко прибинтовали, потому что я не могла ее фиксировать. Вместо того чтобы пять дней тренироваться, я ходила по врачам. Но нет худа без добра: перерыв в тренировках иногда оказывал на меня благотворное влияние. Мой учитель Вольдемар Эргардович Нагорный знал это и давал мне передышки чаще, чем другим. Я была чересчур впечатлительной, уставала быстрее подруг и дольше восстанавливала силы.

Нагорный приучил меня проводить перед стартом основательную разминку. Я должна была поймать свой ход, сделав серию быстрых поворотов, и обязательно сконцентрировать внимание. Но альпийские стрелки, находившиеся вокруг стартового домика, строго-настрого запретили всякое лишнее шевеление, чтобы мы не испортили трассу: назавтра здесь же предстояло выступать мужчинам, старт им давался чуть выше. Даже попрыгать на месте я не сумела.

Услышала команду стартера «Гоу!» и ринулась вниз...

Прошла первую трассу как могла. На той «шпильке» потеряла какие-то мгновения. И очень удивилась тому, что показала одинаковое с итальянкой Кеналь-Минуццо третье время. Удивилась еще и потому, что обычно сразу после финиша чувствовала, хорошо прошла или плохо. Тогда я была собой недовольна, и только после объявления результатов осознала: ведь теперь можно и за медаль побороться!

Не было привычного настроя, сосредоточенности, болезнь и все связанное с ней отвлекало меня. Я же привыкла никого и ничего не видеть, кроме ниточки, мысленно проложенной в частоколе флажков. И если эта ниточка вдруг прерывалась, я могла даже остановиться как вкопанная...

В состязаниях по специальному и гигантскому слалому хороший, с видами на призовое место промежуточный результат по логике подталкивает к некоторой перестраховке в заключительной попытке, к предельной надежности прохождения, которая позволит сохранить добытое преимущество. Но вполне реально и то,

что неудачно выступающие соперники, которым терять уже нечего, вторую попытку пройдут на грани предельного риска и, если сумеют чисто одолеть все фигуры, вклинятся в спор за награды. Какой же выбрать тактический план, когда имеется задел перед заключительным стартом?

Этот вопрос усложнялся для Евгении Сидоровой во много крат, поскольку ко всем обычным такого рода сложностям добавлялась острая боль от незалеченной травмы. Ясно было одно: рисковать сверх меры недопустимо ни на первой, ни на второй трассах.

Итак, продолжает Евгения Сидорова.

— Вторую трассу мы внимательно обследовали. Была она ровней и ритмичней. Зато старт вызывал тревогу: сразу длинная «змейка» из четырех ворот и рыхловатый снег.

Ожидая своей очереди, я почувствовала дрожь в коленях. В первой попытке почему-то меньше волновалась, а вот сейчас казалось, если еще какое-то время не дадут старт, я не выдержу напряжения, не смогу пройти трассу. В жизни ничего подобного не испытывала. Стала разминаться, имитируя вход в поворот. Тут как тут солдаты: «Не ковырять снег!» Заглушить волнение было очень трудно. И когда встала на старт, почувствовала скованность.

Толкнулась. Пошла. Миновала «змейку». И настолько волновалась по поводу начала трассы, что начисто забыла следующий участок. А там был резкий поворот среди деревьев: не видно, что дальше. Я выпрямилась. Длилось это мгновение. Увидела «диагональ», вернее, две длинные «диагонали»» — четверо ворот, которые следовало пройти двумя дугами. И сразу же исчезли волнение и страх. Я заскользила ритмично, как и до травмы.

Я упивалась скоростью, ритмом поворотов и приближением к цели. За шесть ворот до финиша стартовавшие раньше меня, делая резкий вираж, сняли слой снежного покрытия, образовался глянец-лед. Я видела перед собой только ворота, на снег и не посмотрела. Из-под меня сразу же вылетели ноги. И я упала на больную руку. Еще в воздухе успела сказать себе: «Нужно же финишировать. Финиш близко. Нельзя падать!»

Потом какие-то иностранцы спрашивали у меня: «Как это вы сумели так быстро встать?» Что могла объяснить, если мне вообще показалось, что не падала. Было такое ощущение, что в воз-духе выправила положение лыж и при-

землилась на них. Но я конечно же упала. Вскочила. И стала толкаться, почему-то особенно усердно правой рукой. Коньковым ходом кое-как набрала скорость. И вот финиш. Резко вперед вытянула руку, опять же правую — тогда фотофиниш располагался высоко, не то что ныне («Омега» фиксирует время по носкам лыж). Выбросила я палку как рапиру и упала. На несколько секунд потеряла сознание.

Мне удалось обойти Кеналь-Минуццо на одну десятую долю секунды.

Так я стала бронзовой медалисткой Олимпийских игр 1956 г. Накал борьбы был действительно велик. Поблизости с финишным створом находились руководители советской спортивной делегации, которые, увидев мое падение на последнем метре трассы, выронили свои секундомеры. Юрий Сергеевич Преображенский помогал мне на старте и не мог видеть целиком выступление. Рассказывал потом: «Тишина во время прохождения стояла полнейшая — всех интересовало, останется у Сидоровой «бронза» или нет. И вдруг многотысячная толпа зрителей охнула, и снова воцарилась тишина — в тот момент мне показалось, что у меня остановилось сердце».

По вечерам Романов вручал олимпийским чемпионам букеты алых роз. Получила и я чудесный подарок, хотя чемпионкой не стала. Николай Николаевич сказал: «Твою «бронзу» приравниваю к «золоту»...»

Что еще добавить? Хорошо, что я стартовала, что не отказалась даже с больной рукой. Обидно, конечно, было, что получила травму до старта именно здесь, в Кортина д'Ампеццо. Я была настолько хорошо подготовлена, что никакая трасса не являлась для меня трудной. А на Олимпиаде многие сошли, почти половина участников.

Умение концентрироваться было отшлифовано во время тренировок у Нагорного, который часто говорил нам: «Ни один человек, который бы выступал первым или последним, не может быть тебе соперником. Твой соперник номер один — трасса»...

Теперь, когда мы узнали подробности самого выступления, вызывает дополнительный интерес то, за счет чего же нашей спортсменке удалось при неимоверно сложных обстоятельствах взойти на олимпийский пьедестал?

В те годы в нашем горнолыжном спорте существовали два направления во взглядах на технику. «Запятые Нагорного» и «дуги Ростовцева» — так окрестили длительный и принципиальный спор

двух школ, творческий спор ведущих специалистов страны.

Нагорный проповедовал вход в поворот из упора. Ростовцев, сам в прошлом воспитанник Нагорного, будучи тренером, придерживался другого мнения, ратуя за возможно чистое начало поворота и скольжение на параллельных лыжах. У динамовцев рисунок поворота начинался с широкого следа и резкого перехода из поворота в поворот, лыжи армейских- спортсменов оставляли на снегу следы более плавные и узкие. Были свои чемпионы СССР в обоих обществах, однако наибольшего успеха на международной арене добилась Евгения Сидорова, обладавшая упоровой техникой. Ныне это звучит как архаизм, но послушаем мнение олимпийского призера.

— Начну не с себя, а с Ингемара Стенмарка — выдающегося слаломиста. Швед идет, между прочим, из того же самого упора, что и я в молодости. Это ведь какой дает плюс: он отставил ногу и сохранил высоту, значит, и накат; приставил ногу, и у него уже пишется дуга. А при параллельном ведении лыж я в момент перехода из поворота в поворот дожна сделать прыжок, и лыжи меня несут вниз, из-за чего теряется высота...

Тренеры, ученые, журналисты — все причастные к современному спорту — акцентируют внимание на важности волевой подготовки, психологической устойчивости. Это и неудивительно. Ведь участник любого крупного состязания находится в стрессовых условиях.

Все время после расставания с большим спортом прошло у Евгении Николаевны под знаком ожидания того, что по проложенной ею олимпийской тропе отправятся другие.

— Взлет на стыке 70 — 80-х гг. привел к международному признанию советских горнолыжников. Любо-дорого было наблюдать за новой плеядой мастеров, талантливых и дерзких. На Олимпиаде 1980 года Надя Андреева в первой попытке специального слалома показала третье время. Сердце мое забилось чаще: вот, думала, наконец-то. И будь рядом с ней в тот момент воспитавшая ее Алла Васильева, подруга лет моих спортивных, уверена, что свершилось бы. А так — шестое место. Тоже неплохо. Там же, на горе Уайтфейс, Валерий Цыганов упал за тридцать метров до финиша гигантского слалома и подарил соперникам медаль... Думается, что этот материал заслуживает коллективного обсуждения в стенах горнолыжных ДЮСШ и СДЮШОР, где воспитываются наши олимпийские надежды.