При любом использовании данного материала ссылка на первоисточник обязательна!

легком заднем ударе, когда передние лапки 6 подвижной пластины 3 вышли из зацепления с горизонтальными выступами 7 рычагов 8 основания 1, крестовина 9 хотя и вышла из своего гнезда 10, но находится под воздействием пяточного зажима 2.

При сильном ударе нога лыжника вырвет из пяточного зажима 2 крестовину 5 и освободится от лыжи.

При хаотичном падении крепление срабатывает так же, как и при слабом переднем ударе (см. рис. 5), т. е. сначала срабатывает (открывается) пяточный зажим 2, одновременно носок заходит в углубление 12 основания 1

и действие горизонтальных выступов 7 рычагов 8 основания 1 прекращается, нога лыжника освобождается от лыжи.

Регулировка крепления. Регулировка силовых пружин 11 осуществляется регулирующим винтом 13 индивидуально в зависимости от квалификации горнолыжника непосредственно на лыжах.

При вращении винтов 14 передвигаются планки 15, которые являются регулирующими упорами для рычагов 5, а следовательно, регулируют высоту горизонтальных выступов 7, т. е. прижатие лапок 6 подвижной пластины 3.

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

С ЛЫЖАМИ НАПЕРЕВЕС

Эльбрус называют по-разному: кабардинцы — Ошхамахо (Гора счастья), балкарцы — Мингитау (Гора из тысячи гор), грузины — Ялбуз (Грива снега)... А как я назову Эльбрус?

Гора моей юности, Гора всей моей жизни?

В предвоенные годы многие оглядывали землю с вершины Эльбруса. Некоторые добивались заветного мига и в одиночку. А Иван Черепов, стоявший у истоков отечественного горнолыжного спорта, Вадим Гиппенрейтер и одна из первых горнолыжниц страны Галина Таежная даже спускались с него на лыжах.

Многие успели побывать до войны на известной всему миру горе, в том числе альпинисты Германии. Кое-кто из них вновь появился на Кавказе уже в мундирах дивизии «Эдельвейс»...

Спорт и война. Лыжи и оружие. Так переплелись они в моей судьбе. Да разве только в моей? Спортсмены на полях Великой Отечественной — это целая глава ее истории. Славная глава.

....Эльбрус в огне! На Эльбрусе фашистские штандарты!

Я узнал, что к нам в ОМСБОН приехала какая-то специальная комиссия по набору добровольцев-альпинистов для действий на Кавказе. Пошел и я. Мне было отказали. Во-первых, не альпинист, во-вторых, только что вышел из госпиталя и еще не оправился от последствий тяжелой травмы (получил ее, увы, не в бою, а на эстафете среди взводов ОМСБОНа, физиономия была изуродована до неузнаваемости). Отпускной билет для долечивания лежал у меня в кармане.

Пришлось доказывать комиссии, что я — горнолыжник и почти альпинист (так оно и

было до войны), что Эльбрус мне как дом родной, и перечислить все ущелья, перевалы и вершины, на которых побывал до войны. Убедил.

Последним днем лета 42-го на двух небольших самолетах мы вылетели на Закавказский фронт.

Уже в самолете, к моему радостному удивлению, я увидел Виктора Андреева и Петра Родионова — прыгунов на лыжах с трамплина, друзей по Воробьевке. Стало совсем легко на душе.

В присутствии асов советского альпинизма, среди которых были Евгений Абалаков, Иван Черепов, Яков Аркин, мы сначала тушевались, но время показало, что владение лыжами в горах не менее ценно, чем лазанье по скалам.

В Тбилиси самолеты летели кружным путем — через Красноводск и Баку. Фронт тогда проходил довольно близко к Волге, хотя к Сталинграду фашист еще не подошел. Мы летели, не зная конкретно нашей задачи. Думали, что действовать будем в горах во вражеском тылу — ведь омсбоновцы большей частью старались выполнять операции за спиной у немцев.

Догадка о том, что нам предстоит, оказалась неверной.

В конце сентября был подписан приказ о создании учебной горнолыжной базы Закавказского фронта. Всю нашу группу направили туда преподавателями, присвоив офицерские звания. Так из сержанта я превратился в старшего техника-лейтенанта.

Местом дислокации базы выбрали поселок Бакуриани, который опробовали еще до войны сначала прыгуны с трамплина и двоеборцы, а

потом горнолыжники. Здесь должны были воспитываться настоящие горные стрелки.

Сразу началась интенсивная учеба: походы, стрельбы, скальная подготовка и снова походы. К январю мы проложили маршруты по всем близлежащим хребтам и вершинам. Малейшие скальные выходы на гребнях гор использовали под учебные полигоны, где курсанты отрабатывали элементы скалолазанья, владение веревками, транспортировку раненых.

Руководил школой Борис Дьячков — один из известных братьев Дьячковых, стоявших у истоков советской легкой атлетики. Борис Михайлович был человеком душевным, глубоко понимающим легкую атлетику и слабо разбиравшимся в альпинизме и горных лыжах. Зато организатором был хорошим. Заместителем по учебной работе у него был неоднократный чемпион СССР Виктор Александрович Андреев, прекрасно знавший все виды лыжной подготовки.

Предметы бакурианской школы в каждом параграфе имели специфику. Но без обычных лыжных навыков курсанту нечего было и приступать к горным лыжам. Знать и уметь все! И все — на «отлично»! Такие требования мы предъявляли к будущим воинам-альпинистам. Во сто крат большие предъявляли к нам, преподавателям.

В горах цель то внизу, то наверху — другая баллистика, иное прицеливание. Обычный топограф путается в расчетах: здесь маршруты исчисляются не привычными километрами, а часами движения, путь намечается с учетом лавинной опасности, камнепадов и прочих сюрпризов природы. А саперное дело? А взрывное? Все с высотными поправками. И вьючное дело надо знать обязательно.

Скоро стало очевидным, что горный стрелок — это не только скалолаз и не только горнолыжник. Работали кафедры: альпинизма, горных лыж, тактики, топографии, огневой подготовки... В начале 43-го учебную горнолыжную базу Закавказского фронта переименовали в Школу военного альпинизма и горнолыжного дела.

С вершины бакурианской Кохты нам открывалась широченная панорама Главного Кавказского хребта (в ясную погоду видимость достигала 200 км) и мы смотрели на Эльбрус, Донгуз-Орун и западные перевалы — Клухорский, Марухский, где шла война. Каково там сейчас нашим?..

Мне, как и коллегам по школе, приходилось по собственному разумению, основываясь на личном опыте и навыках, разрабатывать методику обучения.

Как преподаватель горнолыжного дела, я был один в двух лицах — спортивном и военном. Имел титул чемпиона СССР и офицерские погоны. Куда важней чемпионства оказалось то обстоятельство, что до войны мы и понятия

не имели, что такое подъемник, и каждую гору осваивали с целины, штурмовали снежные высоты как высоты стратегические. Составить «методичку» по тактике подъемов и спусков воинских подразделений после такой практики мне было не трудно.

Первый батальон, выпущенный бакурианской школой 1 января 43-го, отправили на горячий участок под Туапсе. Отряд сыграл свою роль: враг так и не вышел в этом направлении к Черному морю. Три месяца я готовил взвод разведчиков этого батальона. Хорошие ребята. Многие еще до Бакуриани понюхали пороху, кое-кто прибыл после госпиталя. Все, что знал и умел, старался передать им.

Очередной зимний поход с этим взводом выдался на редкость изнурительным. К вечеру третьего дня следовало на высоте 3000 метров над уровнем моря выйти к отметке, где на карте обозначались коши, пастушьи хижины, в которых летом живут скотоводы. Вышли мы точно, а сколько ни искали — кошей этих не нашли. Я несколько замешкался. И среди солдат, уставших и продрогших, пополз ропот: «Привел не туда».

Что делать? Что предпринять?

Наступала ночь, заметно холодало. В горах контрасты ночи и дня гораздо резче. Надо было принимать решение. Дал команду:

— Рюкзаки и лыжи снять! Оружие составить!

В глубоком снегу отмерил шагами прямоугольник для траншеи. Лопат не было. Их заменили лыжи: задними концами лыж нарезали кубики снега и выкладывали из них стенку с наветренной стороны. Знал, как альпинисты в таких случаях устраивают свои холодные ночевки. На дно траншеи положили лыжи, чтобы не подмерзать снизу, а из спальных конвертов сделали один коллективный спальный мешок. Весь взвод улегся, плотно прижавшись друг к другу. Ни одна калория тепла не пропадала.

Отдохнув, мы назавтра покорили вершину Каракая, наиболее тяжелый участок маршрута.

Суровые и непредвиденные обстоятельства утвердили меня как инструктора. Я узнал, как в сложной ситуации не терять голову и использовать подручный материал, в данном случае снег.

Когда наступила весна, я специально пришел на то место и увидел коши, основательно вросшие в землю, с крышами из дранки, со всех сторон обложенные камнями. Зимой коши занесло снегом.

...В третью военную зиму четко обозначилось, что победа наша предрешена, что врага разобьем. И возникла идея устроить первенство страны по горнолыжному спорту!

Подумать только. Третий год без передышки идет обескровливающая страну битва. Враг остервенело бьется за каждый плацдарм. В тылу люди живут как на передовой. И нахо-

дятся силы, считается возможным, даже весьма желательным провести крупный спортивный турнир, который для врага явится еще одним этапом отступления, а нам послужит еще одной стартовой площадкой на пути изгнания захватчика.

«Матч смерти» на киевском стадионе. Футбольный матч в блокадном Ленинграде. События эпохальные. Бакурианские старты значительно уступают им по значимости. Но все это звенья одной цепи. Звенья нашей несгибаемости.

Чемпионат напоминал о мирной жизни, утверждал скорый ее возврат. Пресса и радио освещали его, чтобы как можно больше людей узнало об этом. И чтобы враг тоже был в курсе дела.

В газете Закавказского фронта «Боец РККА» набрали крупным шрифтом заголовок: «Соревнования по горнолыжному спорту». Фоторепортаж запечатлел полет с трамплина лейтенанта-фронтовика дважды орденоносца Ивана Мокропуло, рядового Владимира Преображенского и Нину Полякову-Хоменкову — сильнейших в мужском и женском слаломе.

«На высоте 2500 метров над уровнем моря на склонах горы Кохта в снежную метель 2 февраля было разыграно первенство страны по скоростному спуску на лыжах.

Борьба проходила на трассе протяженностью в полтора километра, где старт находился на высоте, превышающей точки финиша более чем на 250 метров по отвесу. На таких склонах опытные лыжники развивают скорость 70 — 80 километров в час, то есть спускаются на лыжах со скоростью курьерского поезда.

Кто окажется лучшим скоростником, кто сумеет удержать скорость движения и на поворотах, кто изберет наилучшую посадку в движении, кто подберет мазь, дающую лучшее скольжение, тот и победит.

В первой попытке лучшее время показывает младший лейтенант Ялакас (Ленинградский фронт) — 1 минута 23,7 секунды. На втором месте — лейтенант Овчинников (Москва, ЦДКА) — 1 минута 24,8 секунды. Третьим идет представитель Закавказского фронта старший техник-лейтенант Ростовцев — 1 минута 25,2 секунды. Четвертым — старший сержант Гавва (Закавказский фронт) — 1 минута 26,8 секун-

ды. И лишь пятым лучший скоростник страны, инженер-авиаконструктор Беляков — 1 минута 27,5 секунды (с падением).

После первой попытки судьи и зрители считали претендентами на успех Ялакаса и Овчинникова.

Вторая попытка.

Взмах флажка — и пулей несется вниз лейтенант Овчинников. Можно с уверенностью сказать, что даже самый опытный снайпер не сможет поразить такую мишень. Такой лыжник всегда пройдет дистанцию не пораженный врагом!..»

Верно подметил автор репортажа капитан А. Акопов. Скорость и маневренность — это внезапность нападения и неуязвимость. Для первого хороши навыки скоростного спуска, для второго пригодится умение выписывать крутые виражи.

«Но вот стартует Беляков. Внимание всех поражает блестящая техника, безукоризненная посадка и подлинно мастерское бесстрашие. Лыжник буквально летит. Взмах палок — и линия финиша остается позади. Секундомеры фиксируют изумивший всех результат — 1 минута 12 секунд. Исход борьбы решен. Первое место, а с ним и почетное звание чемпиона СССР по скоростному спуску 1944 года вновь завоевывает Ростислав Беляков».

С Беляковым у нас дуэль длилась годами. До войны на склонах Хибин в Кировске мне удалось ненамного обогнать его в слаломе. Минуло шесть лет, и мы вновь скрестили наши шпаги-лыжи на трассе скоростного спуска. И к моему удивлению, все-таки я в горах обучал бойцов владению лыжами, а он выполнял ответственную работу в авиационной промышленности — Ростислав, с блеском выполнив вторую попытку, наверстал, казалось бы, безвозвратно потерянное и уехал из Бакуриани победителем. Старый мой друг Ростислав Аполлосович Беляков ныне генеральный конструктор, дважды Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета СССР, академик. Курсанты бакурианской школы получили наглядный спортивно-прикладной урок. И сегодня, когда направляю юных спортсменов-армейцев на вершину Кохты, перед глазами стоит тот чемпионат, ставший ярким свидетельством нашей несокрушимости.