При любом использовании данного материала ссылка на первоисточник обязательна!

ФРЭНК ХАММОНД: ТАКОВА СУДЕЙСКАЯ ЖИЗНЬ...

Этот полный, небольшого роста, лысеющий человек хорошо известен в теннисном мире. Вот уже более 40 лет американец Фрэнк Хаммонд — верный слуга теннисной Фемиды. За эти годы он судил десятки соревнований самого различного ранга — от любительских, клубных до турниров Большого шлема и Кубка Дэвиса. С 1977 г. Хаммонд неизменно занимает место на судейской вышке на открытом чемпионате США. Он единственный среди американских судей, кто дважды удостоен премии Мак-Говерна — высшей награды американских судей. В интервью американскому журналу «Уорлд теннис» Хаммонд рассказывает о себе, о судейских радостях и невзгодах, о нравах буржуазного спорта. Интервью печатается с сокращениями.

— Как вы стали судьей?

— Меня взяли из толпы болельщиков, как первого попавшего под руку человека. Случилось это в 1945 году. Тогда мне было всего 14 лет.

— Всего 14?!

— Да. У организаторов турнира «Пэсифик Саутвест» просто не оказалось судей. Поэтому кто-то сказал мне: «Фрэнк, веди счет». Первое же мое объявление счета на корте сразу не понравилось обоим участникам встречи. После второго (все в том же злополучном первом гейме) один из участников сказал мне: «Проснись, малыш!» После третьего другой участник пообещал сломать ракетку о мою голову. Ну, а после четвертого я просто сам сбежал...

— Играли ли вы сами в теннис?

— Конечно. Притом вполне прилично. В 12 лет я уже входил в «десятку» сильнейших мальчиков восточных штатов. Тогда я неплохо играл справа и имел сильную подачу.

— Как изменился теннис за долгие годы вашего судейства?

— В то время, когда я делал на судейском поприще первые шаги, судейство велось из рук вон плохо. Да иначе и быть не могло: ведь судьями на линиях, как правило, оказывались друзья и знакомые самих участников соревнований. О вознаграждении судей в те годы и не думали. Бутылка кока-колы или пепси на трехсетовый матч считалась за роскошь.

Однажды я судил на вышке встречу между Стэном Смитом и Тони Рочем. Первый сет выиграл Смит. На сетболе второго сета Роч, принимая подачу соперника, угодил мячом в заднюю линию. Судья на линии указал «аут». Выключив микрофон, я спросил его: «Ты уверен, что аут? Не хочешь ли ты изменить свое решение?» «Нет, — ответил судья, — не собираюсь». «С этими ребятами так не поступают», — настаивал я. «Стэну такое очко даром не нужно, а Тони, — подчеркнул я, — этот сет выиграл». Однако судья не изменил первоначального решения и счет стал «ровно». Сознавая нелепость решения судьи, Смит решил отдать сет сопернику. Никогда не забуду, как он на своей подаче специально пытался со-

вершить двойную ошибку. Пытался потому, что в те годы честность и благородство в спорте ценились превыше всего. Счет по сетам сравнялся, а затем Смит вырвал победу в честной борьбе.

— Какой матч вы считаете лучшим в своей судейской практике?

— Вилас — Коннорс в турнире «Мастере» 1978 года. Я судил его в Нью-Йоркском Мэдисон сквер-гардене. Зал был переполнен. Большинство зрителей, как я догадался в ходе матча, не были большими знатоками тенниса, но тем не менее неплохо разбирались в происходившем. Вместо надоедливых призывов соблюдать тишину мне удалось установить с ними по микрофону неплохой контакт. Я дирижировал ими, как симфоническим оркестром. С пониманием ко всему происходившему относились и участники встречи. Они демонстрировали теннис высокого класса. Вилас выиграл тот поединок. По окончании матча оба открыто смотрели мне. в глаза, а проигравший сказал: «Хорошо судил. Отличный матч!»

— А какой был самым трудным?

— Макинрой — Нэстасе в открытом чемпионате США 1979 года. Матч начался поздно вечером, на полтора часа позже назначенного срока. Помню, как экс-чемпион Уимблдонского турнира Тони Траберт и журналист Пэт Суммерол сказали мне перед матчем: «Трудный матч у тебя сегодня, Фрэнк. Не так ли?» Хотя зрители уже основательно подвыпили и обстановка в зале накалялась, я ответил: «Ничего. Они же просто лапушки». Потом я уже никогда ничего подобного не говорил. Сказав это я, увы, все еще находился под впечатлением недавней встречи этих же соперников, которую я судил. Тогда соперники остались довольны моим судейством. К сожалению, на этой встрече мой микрофон оказался без выключателя, и это повлияло на мое судейство.

— Как именно?

— Учитывая привычки Нэстасе, я всегда разрешал ему немного подурачиться перед публикой, если он давал сопернику 5 — 8 секунд для того, чтобы подготовиться к подаче. На этот раз Нэстасе слов но лишился рассудка:

он стал затягивать сцены своего фиглярства перед публикой все больше и больше. Наконец, терпение мое лопнуло. Подозвав Нэстасе к себе, я сказал: «Илие, так больше продолжаться не может». Я понимал, что по правилам соревнований мне нужно было просто призвать его к порядку официальным путем, по микрофону.

— Почему же вы тогда обратились к Нэстасе, так сказать, приватно вместо того, чтобы исполнить свои судейские обязанности официально?

— На это есть свои причины. Публика к тому времени уже «завелась»: стала швырять на корт жестяные банки из-под пепси, подстрекать Нэстасе к новым безобразиям. Конечно, формально я мог предупредить Нэстасе и даже наказать его штрафными очками. Боюсь, однако, что это лишь подлило бы масла в огонь. В то время система штрафных очков была только что введена, и публика не имела о ней ни малейшего понятия.

— Удивились ли вы, когда вас вдруг заменили на вышке, после того, как вы в конце концов дисквалифицировали Нэстасе?

— Я посчитал это оскорблением. А поведение старшего судьи Майка Блэнчарда просто «убило» меня. Судите сами: Майк подошел ко мне и приказал отсчитать положенные по правилам 30 секунд и в случае невозобновления игры дисквалифицировать Нэстасе. «Майк, — ответил я, — не нужно идти на поводу у публики». Я считал, что, несмотря на все «фокусы», Нэстасе имел право довести матч до конца. «В таком шуме, — продолжал я. — Нэстасе все равно не сможет подавать. Давайте доиграем этот матч завтра». «А я тебе говорю, — парировал Майк, — считай положенные 30 секунд и дисквалифицируй его». Что мне оставалось делать? Я отсчитал не 30, а 45 секунд и закончил матч.

Не успел я, однако, сойти с вышки, как на корт вышел директор-распорядитель чемпионата Билл Тальберт в сопровождении Майка и матч возобновился под их руководством.

По окончании послематчевой пресс-конференции я был в слезах. А довести меня до такого состояния нелегко. Я крепкий орешек.

— Почему же организаторы соревнования не поддержали вас? Ведь Нэстасе был неправ и заслуживал наказания.

— Да, заслуживал. Тем не менее организаторы безоговорочно стали на сторону Нэстасе. Не забывайте, Нэстасе — это ««звезда», а «звезды» — это не только реклама турнира, но и его касса.

— Ну и что же было дальше?

— А дальше мне, как будто ничего не случилось, поручили судить полуфинальную встре-

чу между Роскоу Таннером и Витасом Герулайтисом. Полуфинал я отсудил без происшествий, но в один момент, как говорится, пошел на сделку с совестью. Вспоминать об этом даже сейчас, неприятно. А дело было так: Роскоу выиграл первых два сета и вел в третьем. В этот момент у Витаса сдали нервы. Он схватил мяч и запустил им в зрителей. Я все это отлично видел, но сделал вид, что ничего особенного не произошло, хотя имел полное право наказать Герулайтиса штрафным очком. После встречи Роскоу сказал мне: «Фрэнк, почему ты не наказал Витаса?» Мне было стыдно». Потому, — ответил я, — что не желал, чтобы меня снова снимали с вышки. Я понимаю: я поступил нечестно, но такова судейская жизнь...

— Отличается ли публика на открытом чемпионате США от своих собратьев на других соревнованиях?

— В основном публика ведет себя достойно. Однако иногда ею нужно руководить. Обычно я делаю это с помощью микрофона, когда публика аплодирует красивой игре. Зрители должны помнить, что теннис — это игра, требующая максимальной концентрации внимания. Они могут шуметь и кричать вволю на бейсбольном матче, когда мяч летит со скоростью 90 или 100 миль в час. А вот, например, игрока в гольф, который готовится к удару, выводит из себя уже любой шум, включая стрекот кинокамер. Так же и в теннисе. Поэтому эмоции зрителей необходимо контролировать, но делать это нужно тактично.

— Почему судьи не занимаются воспитанием молодых теннисистов? Ведь все проблемы начинаются именно в юном возрасте.

— Да потому, что многие из них падки на всякого рода сенсации. Они нередко стремятся создать сенсацию даже там, где ее нет и в помине. А, кстати, когда действительно случается что-то серьезное, они не знают, что делать.

— Почему?

— Судьи не хотят быть справедливыми потому, что это может привести к нежелательным конфликтам. Конфликт может подмочить их репутацию, заставить организаторов соревнований отказаться от их услуг.

— Бытует мнение, что назначение арбитров на судейство нередко зависит от капризов ведущих мастеров. Так ли это?

— К сожалению, так. И этому в немалой степени потворствуют организаторы соревнований. Необходимо следовать не капризам отдельных «звезд», а правилам игры, перед которыми все должны быть равны — и спортсмены, и судьи. Законы тенниса существуют для того, чтобы их выполнять.